 
Легенда о Ер-Каптагае
Рассказывают люди из большого и древнего рода найман - те, что по сей день живут на юге Казахстана, в Сарканде, по берегам речки Аксу, которая направляет свой бег к Сырдарье.
Рассказывают люди из рода найман, а я - прилежный переписчик - доверил бумаге их рассказ, каким он сохранился с незапамятных времен.
* * *
Холодные ветры, не останавливаясь, мчались на юг от скованного льдом озера Балхаш.
Последний в тот год буран яростно метался от юрты к юрте в ауле найманов, словно хотел стереть его с лица земли. Он злобно выл в отчаянии от того, что кончается его время. И если уж он вынужден уступить скорой весне, то, по крайней мере, надо оставить по себе такую память, чтобы всех бросало в дрожь до следующей зимы!
Немного в стороне от аула, возле старых скал, похожих на зубы дракона, стояла большая черная юрта Ер-Каптагая*. Из дымового отверстия вылетали искры, каждая величиной с большой пчелиный рой. Буран, не боясь укусов, подхватывал их и швырял об скалу.
* Ер - богатырь.
Иногда из юрты доносился протяжный трубный звук, который перекрывал неумолчный гул бурана. Это чихал Ер-Каптагай.
Он удобно устроился у очага, смотрел на багровые языки пламени и думал о том, что ему сегодня пришлось услышать от своих сородичей. Говорили, будто бы известный своими подвигами великан по имени Азрет Али находится на пути к земле найманов. Будто бы он намеревается в своем походе пройти еще дальше, чем когда-то проходил Эскендер Зулькарнайн**. У Азрета Али есть аргамак, которому достаточно сделать всего девять шагов, чтобы преодолеть путь длиною в девять месяцев.
** Эскендер Зулькарнайн (двурогий) - Александр Македонский.
Еще говорят, Азрет Али несет какое-то новое слово и требует, чтобы все принимали это слово и повторяли его с восторгом и верой. Кто не хочет его слушать, того он заставляет силой оружия. А секира у Азрета Али в девять раз длиннее, чем обычная. Там, далеко, на его родине, могучие львы, которые вообще не знают страха, и те покорно уступают ему дорогу при встрече.
Пока Ер-Каптагай думал обо всем этом, Азрет Али и в самом деле остановил своего аргамака у скалы, укрывавшей большую черную юрту от бурана. А когда он переступил порог, Ер-Каптагай только-только принимался за ужин.
В доме этом жили такие люди, что есть из одного блюда они не могли. Их пальцы мешали бы друг другу. Поэтому перед Ер-Каптагаем, перед каждым из четверых его взрослых сыновей стояло отдельное блюдо. А вареного мяса было наложено столько, что по нынешним временам хватило бы накормить досыта целый аул. Сыновья не начинали ужинать, они почтительно ждали, когда их старый отец первым прикоснется к пище.
Азрет Али, увидев их, удивился. До этого он предполагал, что таких великанов можно встретить только у него на родине.
- Ассалям агалейкум,- сказал он, но никто не ответил на приветствие. Не зная еще, как ему повести себя теперь, он молча наблюдал: огромными пальцами старик поднял с блюда верблюжью голову. В те времена великаны и скот держали великанский. Голова верблюда была величиной с нынешнюю юрту.
Ер-Каптагай успел проголодаться, и потому он разом отправил в рот все мясо, снятое с верблюжьих скул, верблюжий язык, мягкий горловой хрящ. Только проглотив все это, он поднял глаза на Азрета Али, который по-прежнему стоял у порога.
Поначалу вид гостя пришелся по душе старику, хоть он и не понял, что тот сказал. Густые черные усы, такая же черная борода, круглая, ухоженная. Высокий, статный... Настоящий джигит. С таким Ер-Каптагаю прилично разговаривать как равному с равным.
- Садись к нашему огню, приезжий батыр,- сказал он и протянул гостю уместившиеся на одной ладони самые лучшие куски: половину огромной печени, отделил от лопатки тающий во рту жир, выбрал кость, на которой было много мяса.
По закону гостеприимства он хотел почтить гостя, чтобы тот принял еду из его рук. Но Азрет Али, видно, не знал этого степного обычая и немного отступил, как бы сторонясь предложенного ему угощения.
Азрет Али сказал:
- Перед тем как поесть, я бы хотел, чтобы мне предложили в этом доме ночлег...
Он мягко выговаривал незнакомые певучие слова, и слова эти коснулись ушей Ер-Каптагая. Но откуда старику было понять их смысл? Он не знал языка пришельца, а пришелец - из арабов - не знал его языка.
- Что ты мне поешь? - спросил Ер-Каптагай, начиная раздражаться.- Слов наших не знаешь?.. Но это же поймет, кто хочешь! Мясо тебе протягивают, значит, надо это мясо съесть. Будешь или не будешь?
Азрет Али приложил правую руку к сердцу и снова повторил свою просьбу о ночлеге. И снова Ер-Каптагай не понял его. Уязвленный тем, что его угощение отвергается дважды, старик сам проглотил и печенку и жир, потом схватил с блюда верблюжью голову и запустил ее в пришельца.
Голова с ощеренной пастью пролетела совсем рядом с Азретом Али, он еле успел отклониться, произнеся: "О алла!"
Слышно было, как верблюжий череп снаружи глухо стукнулся о скалу.
Наверное, в других местах, по которым шел его долгий и немирный путь, Азрет Али не был таким терпеливым. Но что он мог поделать здесь, на речке Аксу, если в юрте перед ним сидели богатыри - Ер-Каптагай и его сыновья.
Азрет Али в третий раз повторил просьбу, но не было рядом толмача, который бы сделал его слова понятными для хозяина. Поэтому сердце Ер-Каптагая не смягчилось, и он не спускал с пришельца подозрительных глаз.
Он весь напрягся, когда гость полез за пазуху... Но не оружие достал Азрет Али, а какую-то книгу и сказал, шелестя ее пергаментными страницами:
- Я принес вам зикр*, чтобы такие отсталые люди, как вы, задумались о своей судьбе. Я принес вам новое слово, которое заставит вас завести новые порядки и жить по-новому. Я сказал, а вы слушали...
* Зикр - предостережение; одно из древних названий корана.
Но теперь, после того как гость нарушил закон гостеприимства, отказавшись принять еду, ему уже невозможно было расположить к себе старого Ер-Каптагая.
Ер-Каптагай не дал ему договорить:
- Прекрати свою болтовню! Не то...- Он схватил с блюда кость величиной с молодое дерево и грозно помахал ею.
И сыновья его тоже вооружились. Один поднял тяжелую, как дубина, бедренную кость задней ноги, другой такую же, только переднюю, а двум достались острые, как секира, верблюжьи лопатки. И так они стояли, готовые по первому знаку отца обрушить на пришельца неотразимые удары.
Но Ер-Каптагай остановил их движением руки. У него самого было достаточно силы справиться с кем хочешь, не зовя на помощь сыновей.
Азрет Али понял, что ему не одолеть их, и, пятясь, он вышел из юрты.
Наверное, ему не очень было приятно стоять на ветру и слушать злобный вой бурана. Ведь у великанов и самолюбие тоже великанское. До сегодняшнего вечера Азрету Али и в голову не могло прийти, что на его долю выпадет когда-нибудь такое унижение!..
Ведь он с войнами прошел и по Африке и по Азии, он покорял людей с самым разным цветом кожи: черных и белых, красных и желтых. Многие отдавались под его руку, даже не рискуя вступать с ним в единоборство. И вот, повстречавшись с Ер-Каптагаем и его сыновьями, Азрет Али невольно подумал: а случайно ли, что сам Эскендер Зулькарнайн не смог двинуться дальше? Не сама ли судьба ставит и перед ним глухую стену, которую не перескочишь на самом легконогом коне, которую не объедешь?
Азрет Али, готовый уже ко всему в этой стране богатырей, постоял в ожидании, не выйдет ли кто следом за ним.
Но Ер-Каптагай кроме силы, как и его сыновья, обладал еще и благородством. Они не стали преследовать незнакомца, покинувшего их дом.
Азрет Али взял своего аргамака под уздцы, завел его к скале с подветренной стороны и лег на землю, привалившись к большому камню.
Какой-то запах приятно щекотал ему ноздри, и Азрет Али сообразил, что это запах вареного костного мозга. Верблюжья голова, пущенная могучей рукой, ударилась о скалу и разлетелась вдребезги. Азрет Али почувствовал, что он голоден, и ощупью отыскал кости и куски мяса, которые еще не совсем успели остыть.
Один за другим он отправлял их в рот и думал: "Да, эти люди, оказывается, знают толк в еде". Потом ему пришла мысль, что надо было, прежде чем начинать разговоры, принять угощение старика. Тогда бы все могло обернуться иначе.
Поев мяса и вытерев снегом руки, Азрет Али уверился в том, что ничего еще не потеряно: утром он вернется к Ер-Каптагаю и будет говорить с ним.
Решив так, он немного расслабил кольчугу, плотнее завернулся в теплый халат, надвинул шлем на самый нос. Он спал всю ночь, не шелохнувшись, как спят богатыри.
Перед рассветом навстречу снежному колючему бурану подул ветер с юга и - одержал верх. Буран был вынужден убраться севернее, к озеру Балхаш, куда позднее приходит весна. С восходом солнца южный ветер принялся за уборку и вскоре растопил весь снег, который на прощанье успел накидать буран.
И по черной влажной земле пришлось гнать лошадей пятому, самому младшему сыну Ер-Каптагая - Мунайтпасу. Он сжимал пятками бока молодой гнедой кобылицы. Он торопился домой, как торопится верблюжонок, отбившийся от старших.
Еще издали он обратил внимание на то, что полог юрты откинут и что его старшие братья двинулись навстречу табуну, неся в руках наборные уздечки, должно быть, собрались куда-то ехать, а его, как всегда, оставят дома, скажут: ты мал...
Потом Мунайтпас заметил: какой-то незнакомый богатырь пустил пастись своего аргамака, а сам вошел в юрту. Это Азрет Али, проснувшись, решил исполнить свое вчерашнее намерение и отправился еще раз увидеться с Ер-Каптагаем.
Мунайтпас не знал о случившемся. Он мог бы расспросить братьев, когда они подошли к нему. Но до того ли ему было?.. Он не в силах был оторвать глаз от аргамака.
О, такого коня мальчику еще не приходилось видеть, хоть и кони его отца были далеко не из худших на сто переходов в округе. Теплый ветер играл длинной серебристой гривой, словно хотел заботливо расчесать ее. Глаза у прекрасного арабского коня сверкали, как драгоценные камни, чуткие уши ловили малейший шорох, и голова на гладкой изогнутой шее тотчас повернулась в сторону появившегося табуна.
Аргамак заливисто заржал, приветствуя кобылиц, предупреждая жеребцов, чтобы те не вздумали с ним соперничать.
Мунайтпас так и замер, продолжая любоваться невиданным роскошным конем, а в это время Азрет Али в юрте стоял перед Ер-Каптагаем и продолжал речи, прерванные накануне.
Азрет Али понял, что силой тут не возьмешь, и потому голос его звучал мягко, журчал, как речка Аксу, когда она пронесет уже шальные талые воды и успокоится к середине лета.
Азрет Али, как и вчера, вытащил из-за пазухи сверток кожаных листов - тонких, почти прозрачных. Листы были испещрены непонятными знаками.
Этот сверток он громко назвал: "китаб" (книга, одно из древних названий Корана) и запел стихи звучным приятным голосом. Ер-Каптагай не стал прерывать его, хотя слова, которые пел пришелец, по-прежнему ничего не говорили старику.
Но все же ему начало казаться, что в этих звуках скрыта какая-то большая тайна, и он вот-вот постигнет ее и сразу станет ясно, зачем покинул свой дом этот человек... Но чудилось в этих звуках старику и другое: если поддаться им, то неузнаваемо изменится его жизнь и перестанет он быть похожим на самого себя...
Азрет Али кончил петь и протянул китаб старику, чтобы тот прикоснулся к нему и подержал в руках. Это было признаком высшего доверия: дать священную книгу.
Но Ер-Каптагай этого не понял, а потому и не оценил.
Он принял китаб в надежде, что он и в его руках станет издавать те же чудесные звуки.
- Какой прекрасный, ни с чем не сравнимый голос у твоего китаба,- сказал Ер-Каптагай, думая, что если он похвалит таинственный сверток, то опять польется песня, которая неизъяснимым образом действует на душу.
Но китаб молчал.
- Ты, как вчера, морочишь мою седую голову! - сказал старик Азрету Али.- Что мне толку, если твой китаб поет только в твоих руках? Ты тогда и держи его у себя. И уходи, уходи. Я не хочу тебя видеть, и мои сыновья не хотят тебя видеть!
А пока шел между ними этот разговор, не понятный ни тому, ни другому, Мунайтпас продолжал мечтательно смотреть на аргамака и представлял, какое это счастье - хоть раз проехаться на таком коне! После этого и умереть было бы не жалко. Кони его отца выглядели жалкими клячами по сравнению с этим аргамаком, и сердце мальчика сразу остыло к ним.
Он спрыгнул со своей гнедой кобылицы и, ведя ее в поводу, направился к аргамаку.
Мунайтпас, как завороженный, еще не знал, что он сделает: то ли угонит коня, а там будь что будет, то ли просто проедется на нем, пока хозяин не видит, за это не обидно получить один-другой удар камчой.
Аргамак, поставив уши торчком, следил за его приближением. Но, понятно, до мальчика ему не было никакого дела. Его внимание привлекла гнедая кобылица - самая красивая, самая изящная в табуне, отмеченном тавром Ер-Каптагая.
А кобылица тоже не могла устоять перед таким мужественным красавцем. Она не тянула в сторону, она покорно следовала за Мунайтпасом, как только заметила, что он ведет ее по направлению к высокому жеребцу светлой масти.
В дальних суровых походах Азрет Али не пускал своего коня в табуны, и тот был лишен ласки, без которой не может существовать не только человеческое сердце. И потому жеребец вздыбился, едва не задев головой облака, показывая, какой он ловкий, сильный и статный, и так на задних ногах пошел к гнедой кобылице, которая ждала его, раздувая ноздри и горделиво подняв голову...
Мунайтпас мгновенно сообразил, что если даже он и не угонит аргамака, то хоть в табуне у них останется его потомство. Мальчик проворно отскочил в сторону.
Азрет Али, разговор которого с Ер-Каптагаем опять кончился ничем, вышел из юрты в тот момент, когда короткая любовь аргамака и гнедой кобылицы уже кончилась, и он ничему не успел помешать.
Он кричал и бранился, а у великанов и ругань великанская. Но рядом стояли с мечами в руках четверо старших братьев Мунайтпаса, и Азрет Али даже не мог себе позволить влепить наглому мальчишке хорошую затрещину. В гневе он собрался было вскочить на аргамака, но тот еще не пришел в себя от любви и не хотел трогаться с места.
Азрет Али покачал головой и сказал так:
- Многие неприступные вершины пали передо мною ниц. А сейчас мой путь уперся в какую-то маленькую скалу, и я вынужден повернуть обратно. Я, никогда и ни перед кем не отступавший!
Мунайтпас и его братья не поняли пришельца. Они увидели только, как Азрет Али в поводу повел своего коня прочь и скоро скрылся за скалами, а ветер замел его следы.
И больше, пока живы были Ер-Каптагай и его сыновья, он сюда не показывался.
***
Так скала и сегодня стоит в Саркандском районе, на юге Казахстана.
Местные жители называют ее Скалой Аргамака.
А в напоминание о тех далеких временах у найманов осталась легенда о том, что ни силой, ни хитростью, ни притворной лаской нельзя победить таких богатырей, как Ер-Каптагай и его сыновья. И еще остались кони, обгоняющие ветер.
Габит МУСРЕПОВ
1942
|
